КЛЯУЗА - МИТРОХИН

 

      Прибыв из Афганистана, Митрохин не мог найти себе места. Полтора месяца сплошной пьянки даром не прошли.  Появилась  тяга к выпивке. Расшаталось здоровье. А тут ещё этот вызов в прокуратуру!  Деньги, полученные за Афганистан,  заканчивались. Нужно было что-то делать, но что? Написать рапорт и уволиться? Но это означало остаться без средств  к существованию. В прокуратуре, как ни крути,  государство даёт хоть какой-то кусок хлеба.

     Решил обратиться к генералу Колмогорову. Может, он что придумает?  По старой памяти, глядишь,  и поможет, хотя бы  советом.

     После обеда, собрав последние деньжата, Митрохин пошел в авиакассы и купил билет. Пришел домой и сообщил жене, что он    завтра утром вылетает в Москву.

      Люба засуетилась, начала собирать чемодан. Очень была рада, что Саша наконец перестанет пить и  займётся  делом.      

     Прибыв в аэропорт к началу регистрации, Митрохин встал в очередь. Неожиданно к нему  подошёл заместитель прокурора гарнизона по следствию, его непосредственный начальник. Не подавая  руки, он  спросил:

    -Ну что, Александр Иванович, покидаешь нас? Летишь за новым назначением? Вчера звонил прокурору генерал Колмогоров и сообщил, что тебя переводят в другой гарнизон.

    -Да нет, товарищ подполковник, мне об этом  не сообщили.  А вы куда? За новым назначением?

      Завязался непринужденный разговор.

     -Вроде бы  да, Александр Иванович, но мне не очень хочется,  я привык здесь, всех  знаю. Так что уезжать не хочется. А почему вы так быстро вернулись из Афганистана?

     Митрохин  замялся:    

    -Да вот, ранили в руку во время боя, руководство отправило в Союз. Ранение незначительное, но медики боялись заражения. Потом кто-то что-то перепутал, и прислали документы о разжаловании, а фактически присвоили подполковника. Есть представление на награду, вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза. А тут вышел  казус:   домой прислали на меня похоронку, мол, я геройски погиб,  защищая интересы Родины. За такие казусы нужно бить по роже, в тюрьму сажать этих  штабистов! Жена не раз теряла сознание от таких шуток, а сейчас всерьёз заболела. Эти штабисты, видимо, от наркотиков, совсем ум потеряли. Вы бы видели, как они там пиршествуют! Сплошные пьянки, грабежи и насилия! Немудрено, что офицеров там убивают каждый день, как куропаток. Идет полный развал армии! Я неоднократно делал замечание начальнику штаба, этому хреновому наркоману. Что в таком состоянии они могут написать?  Если б не я, моджахеды уничтожили  бы тысячи три  человек. Я спас их.  Да что я вам рассказываю! Возьмите,  почитайте сами, - и передал похоронку, где было написано чёрным по белому, что «Подполковник Митрохин геройски погиб. Тело для похорон пришлют спустя неделю, когда будет готов к отправке груз 200. Просим обратиться в военкомат для оформления пенсии ребенку и жене».

      Заместитель прокурора гарнизона прочитал похоронку:

    -Да, действительно,  недоразумение. На вас, Александр Иванович, прислали документы не совсем хорошие: вроде вы пытались дезертировать, сдаться в плен, проявили трусость. В прокуратуре многие этому не верят, и вот похоронка эти сомнения подтвердила. Мы знали, что вам присвоили звание подполковника: прокурор группы войск в Афганистане подтвердил, что комдив, ваш «крестник», назначил вас сразу помощником начальника штаба дивизии и отказался дать согласие на   перевод  вас в прокуратуру.

     -Да, товарищ подполковник, так и было. Я встретил там генерала Селезнева,  мы  с ним подружились. Да и почему мы должны были ругаться, вы же знаете, я помогал ему возвратиться на службу в армию. Это может подтвердить генерал  Колмогоров.

      Заместитель прокурора подумал: «Ну и лжец ты, Митрохин, Селезнева выпустили благодаря Бохвостову». Но слушал, не перебивая. «Сволочь ты, Митрохин, - сам посадил мужика, а теперь говоришь, что выручал с помощью этого престарелого дурака - генерала Колмогорова и его дочерью-проституткой».

     Митрохин между тем продолжал:

    -Когда я изучил состояние дел в дивизии, то о многих фактах беспорядка,  наркомании и насилии  написал рапорт на имя Селезнева. Он меня вызвал и сказал, что, мол, Саша, это - не твоё дело. Начштаба -  заслуженный человек и то, что он курит, как её там, анашу, так, мол, прослужи  здесь -  ещё не то будешь курить. Я тогда написал рапорт Министру обороны СССР, где заявил, что не хочу участвовать в развале Советской армии, что не хочу, чтобы на территорию Советского Союза пришло наркотическое зло, что многие офицеры вместо войны занимаются поставками наркотиков  в СССР. Думаю,  что после такого рапорта  мне не только не дадут Героя, а действительно разжалуют  из подполковников в капитаны, а может, даже в рядовые. За такими  не заржавеет… Плевать я хотел на таких офицеров - штабистов, пусть, что хотят, то и пишут! Мне уже все равно…

     Заместитель прокурора гарнизона в чём-то верил Митрохину и даже сочувствовал. Но ведь раненые, которых доставили на Урал,  рассказывали, что Митрохин действительно наделал в штаны от страха по пути к базе дивизии. Да и во время боя с моджахедами пытался сдаться в плен. Есть протоколы допросов свидетелей. Материалы, которые были переданы дознавателем дивизии, свидетельствуют об этом. Но не верить Митрохину тоже не хотелось. Нужно было хотя бы допросить и его. Странно, почему Селезнев дал команду прекратить расследование дела? Тоже вопрос… Может, и правда, что  офицеры дивизии занимаются торговлей наркотиками? Если это так, Митрохин - герой, борец за правду. Может, Селезнев отомстил Митрохину за свои мытарства многолетней давности? Подумал, а ведь действительно в стране происходят странные вещи: то прекратили заниматься виноделием, вырубили все  виноградные поля, то объявили непонятную борьбу с пьянством, то еще какие-то «катаклизмы». То  смерть одного генсека, то второго, гляди, скоро загнется третий. В Армии, тоже чёрт - те что творится. Ввели негласный порядок, что сын генерала обязательно должен быть генералом. Это все просматривается  невооружённым глазом. Вспомнил случай, когда ракетчики сбили  вместо Пауэрса  два наших первоклассных самолета, погибли лётчики, нанесён значительный ущерб государству, а генеральский отпрыск на этом несчастье получил звание генерала и сразу был переведён героем в Москву. Ох, и времена настали! Митрохин  теоретически прав, а по существу - преступник и просто трус. Прикрывается  похоронкой. В той  трагедии можно было все перепутать. А может, просто не могли отыскать Митрохина и второпях написали, что  погиб? Нужно будет подсказать прокурору гарнизона, чтобы послали кого-нибудь в Афганистан для выяснения  обстоятельств на месте,  пока  ещё живы свидетели.

      А Митрохина несло: начал уже рассказывать о своём  геройском поступке. Подполковник уже перестал слушать. Они вышли  на поле и шли к самолету. Митрохин все говорил и говорил.

      В самолете  Митрохин поменялся местом   и  сел   рядом с  заместителем прокурора. За два с лишним часа Митрохин  прожужжал все уши своему  соседу. Тот уже не был рад такому соседству. О каких  только подвигах он не услышал! Создалось впечатление, что  афганская война была бы выиграна, если б Митрохина поставили во главе группы войск. А   все, что было вокруг него, -  мразь и пакость.

      Долетели до Москвы.  В  здании  аэровокзала распрощались. Митрохин ехал в Минобороны Союза, а заместитель прокурора  направлялся в Генеральную прокуратуру. 

      На проходной Митрохина уже ждал пропуск. Александр Иванович был рад, что Колмогоров его ждет.

      Генерал, увидев вошедшего в кабинет человека в гражданской одежде, вышел из-за стола и, обняв Александра, сказал:

    -Ну, здравствуй, сынок, рад видеть  здоровым и невредимым! С  возвращением тебя!

      Митрохин  обрадовался такой встрече, на лице засияла улыбка. Генерал, не отвлекаясь на пустые разговоры, спросил, не забыл ли он  свою похоронку. Митрохин достал из кармана бумажку и передал генералу.

    -Это тот документ, который тебя спасет, эта ошибка штабистов поможет тебе взлететь вверх с невероятной силой. Итак,  сынок, садись и пиши рапорт на имя Министра обороны СССР. Пиши, что ты встретил в Афгане человека, которого ранее арестовал за преступление. Потом по неизвестной причине его выпустили и восстановили в армии, и что тебе, попавшему к нему в дивизию, он  мстит  за то, что в 1970 году ты  арестовал  его за изнасилование  девушки,  и за  торговлю наркотиками. Пиши про  всех свидетелей,  которые дали  против тебя показания и обвинили  в  порыве  сдаться в плен - генерал остановился и  спросил: - А что, сынок,  ты и впрямь, хотел сдаться моджахедам?

    -Да, нет, товарищ генерал,  руки я поднял во время падения, когда меня ранили.

    -Я так и знал, что тебя, сынок,  подставил Селезнев.

    -Да нет, товарищ генерал, Селезнева в расположении дивизии не было.

    -Ну, все равно, пиши. Это будет выглядеть правильно. В армии полный бардак и развал, из Афганистана действительно  идут наркотики. Нет, постой за наркотики не пиши, оставим эту тему. Если писать, то только вскользь. Ты, главное,  не трусь. Понял?

      В конечном итоге появился рапорт на десяти страницах, который в этот же день был положен Министру обороны на стол. В резолюции, подготовленной  помощником Министра, было написано: «Срочно разобраться с вылетом на место и доложить». Подпись.

     Получив это  указание,  Колмогоров немедленно собрал в  своей инспекции верных ему  людей, проинструктировал.

      Месть генерала не знала границ.

      На следующее утро группа офицеров вылетела в Кабул, в штаб дивизии.

      За два дня был собран необходимый материал. Начальник штаба дивизии полковник Моисеев был отстранен от занимаемой должности на второй день проверки. К концу третьего дня отстранили от должности командира дивизии генерала Селезнева.  Исполняющим обязанности командира дивизии был назначен один из проверяющих, полковник Адамов, а начальником штаба  -  майор Климов, который до этого   командовал  батальоном и давал хорошие показания в поддержку Митрохина.

     Среди офицеров штаба дивизии поднялся невероятный шум. Они подписали петицию на имя Министра обороны на незаконные действия главного инспектора вооруженных сил генерала Колмогорова. Под петицией стояло более ста подписей. Подписавшиеся готовы были покинуть пределы Афганистана и коллективно уйти в отставку.

     Селезнев и Моисеев оставались в расположении дивизии и  ждали  своей  участи.

     К концу третьего дня в штаб дивизии прибыл какой-то странный полковник Шумов, изучавший состояние дел дивизии непосредственно в районе  боевых  действий. Он немедленно пригласил к себе в палатку  полковника Адамова. Беседа продолжалась  не более десяти минут. О чем - никто не знал и даже не догадывался: специальная палатка была сделана из  трехслойной ткани специально для ведения секретных переговоров.

     Селезнев и Моисеев строили  догадки:

    -Аркадий, интересно, что за птица этот Шумов,  смотри-ка, Адамов побежал к нему чуть - ли ни на четвереньках. О чем они сейчас беседуют? Неужели хотят нас привлечь к уголовной ответственности? А может, еще какую-нибудь пакость готовят?

     -Да нет, если это не Шумов, а тот Шумейко, что когда-то мне встречался на Урале, то мне кажется, он порядочный человек. Но если это другой, ну, скажем, цековский  выблядок,  пиши - пропало. Пойдем мы с тобой, Моисеев, по этапу, наверняка в  Нижне - Тагильскую, тринадцатую. Там сидят одни бывшие высокие чины.  Благо, там у меня остались друзья. Когда меня выпустили из тюрьмы и по представлению Бохвостова восстановили в армии, в должности и звании, нет, тогда мне присвоили уже звание подполковника, я поехал в ту колонию и с офицерами колонии хорошо  покутил. Пропил тогда, наверное, тысячи три, представляешь?  В  шутку тогда сказал, что если меня   когда-либо снова посадят,  обязательно попрошусь к ним, в “тринадцатую”. Смеялись они минут десять. Начальник колонии, кажется, его звали Анатолием Семеновичем,  поднял  тост  за то, чтобы я стал генералом и не просто генералом, а  генерал-полковником, вот тогда, говорит, милости просим к нам, - типун ему  на язык!  Знаешь, что он мне сказал? Чтобы я от сумы и тюрьмы не зарекался. В жизни всякое бывает. Видишь, генералом я уже стал, осталось каких-то две генеральских звездочки до генерал-полковника, а там, глядишь, - и до тюрьмы недалеко.

     -Ну, знаешь, ты так докаркаешься! Сейчас вот этот щелкунчик Адамов выйдет от  Шумова, и нас с тобой тут же арестует, а там, гляди, и твоя “тринадцатая” не за горами».

Пока  «отставники»  разговаривали, из палатки вышел Адамов, весь мокрый и, подбежав к Селезневу, заявил:

     -Товарищ генерал, приступайте к выполнению своих прямых обязанностей, командуйте дивизией вместе с полковником Моисеевым!

       Селезнев посмотрел на Адамова:   

      -Что-то, товарищ полковник, я  вас не понимаю: то отстраняете, то приказываете снова командовать. Вы уж лучше, полковник, согласуйте свои действия  хотя бы с командующим группы войск в Афганистане, а еще  лучше, с Министром обороны!

     -Простите, товарищ генерал, этот вопрос Шумов по какому-то телефону уже согласовал и с командующим группой, и с заместителем Министра обороны по кадрам. Генерал-полковник Дорофеев, заместитель министра по кадрам, по телефону мне  выписал по первое число за поспешность выводов, сказал, что сегодня же разберутся с генералом Колмогоровым.  Приказ Министра обороны о вашем восстановлении сейчас будет подписан и направлен командующему.  Хотя, ради справедливости, открываю секрет: вас, видимо, назначат заместителем  командующего группы войск в Афганистане.

    -Не понял!  Вы что, полковник, с  этим Шумовым лишку приняли?  Вроде  рановато так сильно окосеть! Или вас так быстро разбирает?»

    -Никак нет, товарищ генерал. Шумов меня не угощал, он мне открыл глаза на происходящее.  Он убежден, что этот бардак скоро  прекратится.

    -Вы что имеете  в виду под словом бардак, господин полковник, на что вы намекаете? Может, хотите сказать, что скоро отстранят от должности вашего шефа - генерала Колмогорова, дочь которого упекла меня в тюрягу? Развелось вас там в министерстве! - и со злости сплюнул в сторону.

     -Да вы не обижайтесь,  все будет хорошо. Шумов имел в виду, что война скоро закончится, наши войска покинут пределы Афганистана.

     -Да, ну! -  вскочил на ноги Селезнев,  - точно вы с Шумовым  чокнулись, это вам что, армия или стадо баранов?  Взяли и вывели за рога! Это самая сложная работа. До конца войны пройдет еще год, может два.

      -Конечно, это сложная работа и вам, товарищ генерал, видимо,  будет поручена эта организаторская работа. Товарищ генерал, простите, но мне срочно нужно написать подробный рапорт на имя Министра обороны, разрешите идти? Кстати, товарищ генерал, вас и товарища полковника к себе в палатку пригласил этот, может, полковник, может, генерал, или еще кто, - Шумов. Как видите, его действия и положение, на мой взгляд, тянут как минимум на заместителя Министра обороны, а может, и выше.

      Адамов ушел к себе в палатку и  написал рапорт на имя Министра обороны,  что выводы комиссии  сделаны преждевременно и попросил отмены приказа о своем назначении на должность комдива. Сообщил, что он своей властью уже восстановил в должности комдива генерала Селезнева и начальника штаба дивизии полковника Моисеева.

     Селезнев же и Моисеев ничего не понимали. Почему  так срочно их восстановили в должностях? Кто этот Шумов на самом деле? По словам Адамова, это офицер спецслужбы, и он пользуется широчайшими полномочиями, наделенными непосредственно Министром обороны, председателем КГБ СССР,  руководителем ГРУ, внешней разведки и  вообще.  У них сложилось впечатление, что  Шумов обладает  всей секретной информацией об обстановке в Афганистане. Его решение по восстановлению командира дивизии и начальника штаба окончательное и куда-либо  обращаться бесполезно. Странно…

     После такого сообщения  генерал Селезнев недоумевал и в  то же время надеялся в душе, что полковник Шумов – есть Шумейко, а этот порядочный человек. Командиры докладывали, что Шумов - бесстрашный  человек.  Общается с солдатами и младшими офицерами,  как с равными. Наравне со всеми принимал участие в боевой операции, как простой солдат, кушал  вместе с рядовыми из одного котелка. Страшный противник войны с мирным населением. Где бы ни бывал, требовал от офицеров и солдат самого уважительного отношения к мирному населению. Однажды чуть ли не пристрелил командира батальона за грубость, допущенную с женой одного моджахеда. От потребления спиртного  отказывается. Хотя один раз был случай - Шумов выпил почти бутылку “Пшеничной” один, и все окружающие видели - у Шумова ни в одном глазу.

     Перед тем, как зайти в палатку  Шумова, Селезнев пожаловался Моисееву: 

    -Ты знаешь, мне почему-то не по себе, особенно после высказываний Адамова. Мне кажется, что это тот  мальчишка,  которого я знаю еще с Урала. Помнишь, я тебе рассказывал?

    -Да успокойся ты,  кто бы он ни был,  думаю, что разговор с ним не страшнее,  чем  бой  в горах против  моджахедов. Бросаешься в бой,  рискуешь головой,  как будто она по  цене кусочка  сахара. Забыл, что за тобой целая дивизия людей!?  Плевать нам на их приказы, в том числе и на полковника Шумова, подумаешь, большой пузырь, дальше Афганистана не пошлют!

     -Да ладно ты, расшумелся как самовар, будет тебе шельмовать Шумова, он, мне кажется, нормальный человек. Ну ладно, была - не была, пошли.

Зашли. Селезнев остановился посреди палатки и от  удивления  не мог пошевелиться. Язык словно отнялся. Полковник Моисеев, заметив состояние своего шефа, попытался исправить  положение. Успел только сказать:   

    -Полковник  Моис.., -  но не смог продолжить.

     Перед ними стоял мужчина в форме полковника, невысокого роста, черноволосый, моложавый вышел из-за стола, протянул руку Селезневу:

    -Ну, здравствуйте, господин генерал! Не ожидали? Да, я тот Шумейко, которого вы знаете более десяти лет. Не ошиблись.

      Селезнев безмолвно стоял посреди палатки, наконец, подошел к Шумову - Шумейко:   

    -Алексей, неужели это ты? Сколько лет прошло, а кажется,  было вчера?! Но почему фамилия претерпела некоторые изменения? Мы тут с Моисеевым рассуждали, и я подозревал, что Шумов, это ты, Алексей Шумейко.

      Минут пять  они смотрели друг на друга.  Шумейко  глядел на Селезнева снизу  вверх, а тот возвышался над ним,  как журавль.

      У Селезнева чуть не потекли слезы. Шумейко,  улыбаясь,   спросил:

     -Аркадий Степанович, не завели семью? Почему так долго служите здесь, в Афганистане? Почему  бросили заниматься наукой?   

      Вопросов было  много,  а Селезнев молча стоял и не  мог  отвечать. У него застрял ком в горле. Шумейко не обращал внимания, все говорил  и говорил, смеялся,  хватал Селезнева за руки, толкал в плечо. И только  позже  он   обратил внимание на стоявшего  Моисеева:     

    -Почему вы до сих пор стоите? Присели бы.

      Манера общаться  была  настолько  привлекательна, что Моисееву показалось, что они знакомы полжизни. Моисеев подошел к Шумейко и также непринужденно сказал:   

    -Здравствуй, Алексей, я наслышан о тебе. Аркадий справлялся, нет ли тебя в Афганистане? А однажды Аркадий,  возвратившись в очередной раз из Кабула, рассказал мне, что в  Кабуле ему  показалось, что  видел Шумейко, с которым был знаком еще с Урала. Но тот почему-то был в чалме, с какой-то красивой женщиной и мальчишкой.  А может, ошибся. С тех пор прошло уже три года, а он все сомневается, ты ли это был или твой двойник? Да и спасение его, прямо какое-то чудо.

      Шумейко рассмеялся, как бы  ненароком бросил:   

     -Да как я мог быть здесь, я чаще могу быть дома на Украине, в Москве или на Урале. Это, видимо,  человек, похожий  на меня. Скажем, мой двойник. Моя физиономия похожа на физиономии разных народов и национальностей. Я везде свой, как, между прочим, и чужой, и всегда на кого-нибудь похож.   

     И рассмеялся еще сильнее. Рассмеялся и Селезнев. Хохотали втроем минут пять.  Потом Селезнев сказал:   

    -Ты знаешь, Алексей, я действительно часто тебя вспоминал, особенно  тогда, когда у нас были отключены все рации, даже центральная. Вспомнил и потому, что ты  лет десять назад интересовался этой темой. А помнишь, как тогда раскололся, американец, что ли? Имя его то ли Билл, то ли Джек?  - Взглянув на Алексея, он  ужаснулся, - на него смотрело стальное лицо  Шумейко. Тут же осекся и продолжил:  - Между прочим, я  казню себя за это, как ученый, и по сей день. Я должен был этим заняться еще тогда. Это явление мне встретилось  здесь, в Афганистане. Я так и не понял, что произошло. Начать изучение этой проблемы здесь,  в  полевых  условиях, - невозможно. Уезжать в Советский Союз не хочется. Лучше погибнуть здесь, чем прозябать там,  на  Урале. Так думаю я, Селезнев, который отсидел год с лишним в Нижне-Тагильской тюрьме.  Слышите, год! После тюрьмы  многое стало  понятно. Весь этот бардак, здесь в Афганистане, разведен специально папами - генералами для получения очередных генеральских званий и повышения в званиях своих отпрысков. Только те, кто не был в местах  лишения свободы, могут рассуждать так,  как им вздумается. 

     Алексей Шумейко понял тонкий намек Селезнева:     

    -А,  между прочим, Аркадий Степанович, этим нужно гордиться. Думаю, лет через десять  вы будете в почете. А каково будет  тем, кто не сидел в тюрьме? Вот, к примеру, полковнику Моисееву, что он будет делать, чем он будет жить, в конечном итоге, на кого молиться? Сегодня он молится на КПСС и вождей, но эта эпоха  пройдет, и большинство из нас начнет молиться только лишь рублю. Вы, товарищ генерал, будете в почете,  это без шуток, вам проще, вы сидели в тюрьме, в конце концов, афганец, а мы кто? Вы  намекнули на мою, как бы молодость и звание. Но  такой ли  я и молодой, и  такой ли  не обстрелянный,  как вам кажется? Это вы будете везде представляться афганцами. Я же не имею права даже намекать, что был в Афганистане. Нет права говорить, что я вместе с солдатами  позавчера помогал захватить вот тот населенный пункт, возле которого вы, товарищ генерал, положили двенадцать человеческих жизней и, между прочим, из-за хренового планирования операции.  Нет, я не имею права участвовать в боевых действиях и мне никто этого не зачтет и вообще, зачтут ли мне что-либо?  Это действительно вопрос. А Вам, товарищи офицеры, почет и уважение».

     Селезнев слушал и думал:  «К чему клонит Шумейко, неужели решил нас втянуть в политику, а потом сдать?»   Не выдержал,  вмешался в разговор:   

    -Слушайте, вы,  Шумейко, или как там вас сегодня,  вы  чего от нас хотите, чтобы  мы поддержали ваш разговор?  После чего состряпаете докладные записки, и нас с Моисеевым посадят, как политиканов? Вы  за это получите  медаль или орден? Нет, дорогой товарищ Шумейко, обсуждайте такие темы без нашего участия!».

      Шумейко, посмотрел на генерала, и, улыбаясь, ответил:    

     -Неужели, господин генерал, вы так и  не поняли, что посадить вас много  легче, чем выручить. Посадить вас хотел  генерал-полковник  Колмогоров, а выручил вас сидящий перед вами сержант Шумейко. Каких доказательств вы еще хотите? Не стыдно  вам, товарищ генерал?

     После сказанного посуровел.

     Селезнев залился  краской:   

    -Прости!  Наверное, эта  никудышная война затмила мой разум. Я  состарился лет на сто. Ты же, наверное, знаешь, что со мной произошло. Иногда такое отчебучу, что потом сам себе удивляюсь. И сейчас ляпнул, как в бочку пё…

    -Генерал, остановитесь, - вскрикнул Шумейко, - я все знаю и поэтому вас прощаю, но можете ли вы прощать тем,  кто заблуждается сегодня? Вспомните хотя бы того же Митрохина. Эта божья коровка летает там, где ей определил  выживший  из ума  генерал-полковник Колмогоров и погибший ваш особист. У Митрохина ничего человеческого не осталось. Он же под диктовку генерала Колмогорова  накатал  огромную жалобу, обвинив вас в потреблении наркотиков,  в подрыве  мощи вооруженных сил СССР и вообще во всех смертных грехах! Комиссия была создана Колмогоровым. И она же была им проинструктирована, как  уничтожить Селезнева за то, что осмелился в свое время отказаться жениться на его дочери.  Это, Аркадий Степанович, затянувшаяся месть. Он, -  затаившийся паук, который ждет, чтобы Селезнев споткнулся. Вы думаете, почему Климова назначили начальником штаба дивизии?

    -Ну, назначили, ну и что из этого? Пусть руководит дивизией. Он и с батальоном не справлялся»,- отпарировал Селезнев.

     Шумейко продолжал:   

     -Не знаете? Так вот, он дал против вас показания.  Подтвердил все сказанное Митрохиным, - предварительно Адамов познакомил его с докладной Митрохина. Показания  писал под диктовку Адамова. Этот  негодяй Адамов, как и Митрохин, постоянно стучал на своих шефов. Стукач этот Адамов! Самый подлый стукач! Он был завербован особистами.  Он в Африке,  в Йемене на подставленной негритянке поймал сифилис, заразил свою жену. Видимо, там и был завербован спецслужбами США.  Там, в Йемене, они преследовали, как  говорят сами же американцы, национальные интересы (как мы здесь, в Афганистане). Лечился этот сифилитик вместе с женой более года.  Этот  вопрос  до  сих  пор  не  снят. Но он же генеральский зятёк, выблядок и туда же метит, в генералы. Он не знал, что я об этом знаю. Адамов и до сих пор стучит и на Колмогорова. Я читал его донесения. А кто такой Климов? Тоже не знаете? Климов у вас под носом, пользуясь вашей бесконтрольностью, между прочим, вашей господин генерал и вашей господин полковник, поставляет оружие моджахедам,  получает за  это гроши.  А сколько было убито наших соотечественников из нашего же оружия? Тоже не знаете, генерал? Климов, по абсолютно точным данным, которые я получил с той стороны, работает, как поганый агент, завербованный моджахедами. Прошу заметить, не ЦРУ, а этими вшивыми козлами, которые толкнули свой народ на эту сатанинскую войну. Так что, получается, что Митрохин прав?  Потребляют  ваши офицеры  наркотики, и торгуют оружием. А покойный «особист»  ваш, думаете лучше?  Нет. Эта сволочь работала уже несколько лет на ЦРУ. Возможно скоро его  подельников арестуют, между прочим, как и Климова. А Митрохин - это стукач в самом худшем понимании этого слова. Завербовал его ваш же «особист» взамен на звание подполковника и будущего места начальника штаба вашей дивизии. Вот так, генерал Селезнев. Но, коль особист работал на ЦРУ, значит,  Митрохин, рано или поздно, будет работать на них же. Ну, что генерал? Хотите ещё примеров? Давайте.  Так вот, груз 200 в цинковых гробах… Вы думаете, что там  трупы? Нет, товарищ генерал, там есть и наркотики. Я лично раскапывал несколько могил в Львовской области, и что вы думаете? В цинковых гробах вместо туловищ были упакованы наркотики. Через стеклышко просматривалась только голова. Захоронил я эти гробы  в другом месте. Могилы остались без гробов. Уверен, что через некоторое время, там будут раскопки. Попадутся они, как пить дать. А сколько таких гробов по Союзу? Только мне известно около четырех тысячах. А тут еще гробы начали поступать уже без окошечек. Не берусь предсказывать их будущее, между прочим, как и свое. Узнай, что я перезахоронил эти наркотики, мне конец. В наркотическом деле  замешаны высший генералитет, сотрудники ЦК КПСС, думаю, КГБ и ГРУ. Посмотрите, что произойдет с Союзом. Им нужно будет развалить его, чтоб реализовать  завезенные в Союз наркотики. Так вот, генерал, по всей вероятности, Митрохин догадался об этом.  Если вас эта проблема когда-нибудь заинтересует, мы к ней еще возвратимся. А пока вы должны знать, что Митрохин умный человек. Его подлость родилась раньше него самого. А ум его изворотливый и предприимчивый. Митрохин полностью прав, - торгуют наркотиками, но не вы, а высший генералитет, который заправляет всем Афганистаном. Именно вы, Аркадий Степанович, содействуете этим негодяям. Принимали вы лично участие в похоронах хотя бы одного своего солдата? А проверили ли вы, кого ваши службы доставляют родственникам?

      -Да откуда мне это известно? Я здесь воюю не  с ветряными мельницами, а с моджахедами, которые издеваются над собственными согражданами. А вы у меня спрашиваете,  знаю ли я то или другое. Ни хрена, оказывается,  я не знаю. И ты, Моисеев, хорош. Сидишь в штабе,  и не догадался до такого, о чем сейчас нам рассказал Алексей. А вообще-то товарищ Шу… Селезнев сделал паузу, ну как правильно Шумов или Шумейко.

     -Да погоди, генерал! Не главное фамилия. Причем здесь  вы с Моисеевым? Я констатирую, что вы невольно содействуете преступному промыслу генералитета. А то, что помогли   Митрохину - это что? Это тоже преступление.  Почему вы дали команду закрыть дело Митрохина? Я знаю ваше объяснение наперед. Не хотели, чтобы подумали, что вы мстите этому негодяю. Видите, чем это закончилось для вас? Ваша доброта и честность воистину не знает границ.

     -Да подождите, Алексей! Вы, как никто другой должны меня понять. Я это сделал чисто из человеческих побуждений. Ведь у него растет сын, что он ему скажет? Мне жаль его сына. Вот этим все и объясняется.

      -Вы закончили генерал?

      -Нет, не закончил, - раздражённо ответил Селезнев. Я предполагаю, что под видом груза 200 отправляются наркотики. Я докладывал командующему. И что толку от моего доклада. А вот недавно читал сводку о безвозвратных потерях, и что вы думаете? Ее подписывал Резлин. По данным  БП у меня за месяц оказывается погибло больше половины дивизии. А вы меня обвиняете, что я спас Митрохина.

      -Да кто вас обвиняет. Я говорю, что именно этот Митрохин, - продолжил Шумейко, -  резко пойдет в гору через пару лет. Ему будут помогать такие, как вы, генерал. Ваше движение так называемых «афганцев» вынесет его на поверхность, как сивый мерин поганого седока. Этого не нужно сбрасывать со счетов. Вы, генерал, еще не раз будете меня вспоминать, даже тогда, когда вы станете богатым. Вам, и таким как вы, никогда не обойтись без нас. Мы будем нужны при любом государственном строе, в том числе и богатым, иначе вы без нас станете заложниками иностранного бизнеса и засилия, подомнут вас под себя капиталисты, как слепых котят. Жаль, что я и мои коллеги не сумели доказать брежневым, черненкам и андроповым, что приходит конец  их власти, конец  демократии, хоть и гипертрофированной. Жаль, что многие из нас не доживут до вашего звездного часа, когда балом будут править одни уголовники. А война в Афганистане положила всего лишь  начало развала Советской империи. Так или иначе, ЦРУ и разведка Израиля приведет к власти, простите, вы не ослышались, в том числе и к партийной, подлецов и предателей. Они над этим работают с начала Великой Отечественной войны. Они и подсунули нам Афганистан. Это с их согласия СССР ввел свои войска. Они точно рассчитали. Афганистан  положил лишь начало великого распада. Начнут распадаться  советские мусульмане. Кто начнет первый,  до конца еще не известно.  Начнется, по-видимому, с Азербайджана, может, с Ингушетии, но быстрей всего начнут поднимать хвост чеченские  экстремисты. Там идет усиленная подготовка. Не дремлет и Минобороны СССР. Сегодня идет усиленная поставка оружия в южные регионы Союза, в том числе и в Чечню. А вы мне:  провокация, провокация…. бл. Чепуху  городите, господин генерал, простите!  Но думаю,  вы мне поверите, - именно вас генерал, отзовут  в Союз или  предложат лучшие условия жизни здесь, и вы дадите согласие, если захотите выжить. Мой вам совет генерал, соглашайтесь со всем, что вам предложат, во имя того, что придет время, и от вас будут ждать помощи такие,  как вы сегодня. Если поймете меня,  то слава Богу, значит я не зря выручил вас сегодня, а если нет, ну что ж,  я всегда знал, что человечество в своем большинстве неблагодарно. Тогда Бог вам судья, как и Митрохину. А что касается меня, так я молю Бога, чтоб  среди нас  было  больше  бохвостовых, хоть и грязных в своих похождениях, но честных по отношению к таким как вы, генерал. Я думаю, вы еще не забыли Виталия Львовича Бохвостова?

     -Да, как я могу его забыть, умирать буду, а Виталия не забуду, - ответил Селезнев.

     -Так вот, господа офицеры, простите, что я к вам так обращаюсь, вы можете, если желаете,  написать на меня докладные записки своим «особистам», пусть меня посадят, как когда-то посадили вас, Аркадий Степанович.

      Нет ли у вас, товарищи офицеры, ко мне вопросов? Если нет, вы свободны.   

      Шумейко  помрачнел.  Селезневу  даже показалось,  почернел. Подумал: “А ведь Шумейко прав и честен с нами до конца. Что-то же надо предпринимать, иначе кончится все прахом. Развалится Союз и - конец всему. Я останусь в России, мои  родственники - в Белоруссии - буду к ним приезжать, как чужестранец.  Поехать к родным на могилки - придется брать визы…”

     Что предпринять? Селезнев не знал. Но нутром чувствовал, что что-то нужно делать. Селезневу  стало не по себе. Посмотрел на Моисеева,  повернулся к Шумейко:    

    -Алексей, прости, не знаю как тебя по батюшке, не откажись от хлеба и соли! Мы хотим, чтобы ты с нами поужинал, разделил с нами кусок хлеба, как друг. Пусть война вокруг, но настоящие  друзья встречаются не часто.  Алексей,  будь  мне  другом. У меня  нет семьи, нет детей, в отцы я тебе не гожусь по возрасту, а друзей не выбирают. Если они есть, так они есть. Если он друг, то до конца, наполовину не бывает, как не бывает  женщин чуть  беременных.  Ну, как, Алексей? Принимается? Мы - друзья, и жизнь подтвердила это.  Обычно в таких случаях не клянутся, но  на меня можешь рассчитывать в любую минуту, где бы я ни находился.

     Алексей поднял голову и бросил:   

    -Принимается!  Но только после того, как я возвращусь в лагерь.

     Селезнев удивился: - а  что,  ты собираешься нас покинуть? Надолго?  Выделить  тебе взвод охраны ?

      Алексей, прошу тебя, не обижайся. Я ведь знал, что ты в Афганистане. Об этом проговорился наш командующий. А искать тебя, что иглу в скирде сена. Да и фамилия, видишь, не Уральская

     -Спасибо, господин генерал, обойдусь без охраны. Одна просьба будет:  выделить мне  афганский грузовик - не очень старый и не очень новый, с  крупнокалиберным пулеметом и несколькими боекомплектами  к нему. Скрытно вывести меня за пределы лагеря километров за пятьдесят. Машина  должна ждать  моего возвращения.

       Селезнев посмотрел на Моисеева:     

      -Дай Алексею водителя, помнишь, хохла, Ваню из  автомобильной роты, пусть  отвезет Алексея,  куда он скажет.

       Шумейко запротестовал:    

      -Нет, Аркадий Степанович, спасибо за заботу, водитель  уже есть, находится в лагере, прибыл вместе со мной. Вы же обеспечьте исправным автомобилем, запасом горючего километров на  шестьсот, питанием  на пять человек с учетом женщины и ребенка на неделю. На этом ваша миссия закончится.  В лагере буду отсутствовать дня три, максимум - пять. Если за это время вдруг будут спрашивать  полковника Шумова, отвечайте: “В частях, когда будет, не сказал -  связи с ним нет”.

     -Хорошо, - ответил Селезнев. Через десять минут все будет готово.

     -Нет, Аркадий Степанович, машина должна быть готова к двадцати трем или двадцати двум часам,  как стемнеет. А до этого времени прошу обеспечить мне спокойствие, дать поспать часок и немного  поработать,  собраться с мыслями, проанализировать свои  действия.

     Селезнев забеспокоился:   

    -Как же так, Алексей? Я думал,  мы посидим, поедим, попьем самодельного пивка, водочки, а ты говоришь: поработаешь!

    -Аркадий Степанович, мой долг, условия моей жизни диктуют мне  условия, и они никак от моих пожеланий  не зависят. Сегодня  для меня это  важнее всего. Не исключаю, что об этом часе я буду жалеть всю жизнь. Если можете, оставьте меня одного, мне сейчас на душе очень горько, может, почти такое состояние, как у вас, Аркадий Степанович, когда вы хоронили своих близких. Я же сегодня заживо хороню себя, хотя точно знаю, останусь жить, и при том  долго. Мое будущее -   в разлуке с теми, кого люблю больше жизни. Беда моя и моих предков заключалась в том, что никто из нас не мог переступить через  долг перед Родиной. Ибо перед матерью, какой я считаю свою Родину в лице таких,  как вы,  я вечный должник.

     Селезнев все понял и подумал: “Как я раньше не рассмотрел Алексея Шумейко, я же мог хотя бы предположить, кто он! Я  считал его  просто выскочкой, когда  ни с того, ни с сего, рядового солдата выдвинули на столь высокую должность. Сколько  же  надо было времени, чтоб распознать этого человека! Да, действительно, «большое видится на расстоянии». На вид Алексей простой и добрый, но какая сидит в нем силища,  что в воображении нормального человека не укладывается. А какая сила воли? Видно, ему сейчас очень трудно,  наверное, труднее, чем было ему во время похорон жены и не родившегося сына. Похоронил их - и все. А здесь у Алексея совершенно другая история. Видимо, связано что-то с очень близким ему человеком, может, не с одним. Ведь я же видел  в Кабуле именно Алексея с женщиной и мальчишкой. Наверное, это его жена и сынишка. Она не похожа на афганку:  смуглая  красавица. Такую не любить нельзя!  А мальчишка, стой, он же похож на Алексея, как две капли воды! Какие они красивые, любо дорого на них было смотреть, я даже тогда позавидовал «афганцу»”.

     Селезнев начал догадываться,  что Алексей в  Афганистане прожил не один год, может, у него  есть здесь семья, ведь видел его с женщиной и мальчишкой в Кабуле. А сегодня ему нужно принимать решение: оставаться  в Афганистане или нет. Но, наверное, решение принималось не Алексеем. Кем-то сверху. Да, действительно, трудная ситуация. Чего только не наделали эти наши правители? Ох и сволочи! Не будет им прощения и на том свете. Не простят их ни Создатель, ни люди.  Ни здесь, ни на небесах.

     Селезнев повернулся к Моисееву и подумал: “Как Моисееву тяжело далась жизнь! Ведь лет пять назад и он потерял свою семью -  десятилетнюю дочь и пятилетнего сына с женой в авиационной катастрофе. Как он, бедняга, пережил? Сколько на его судьбу перепало! Вот и он  в Афганистане находится,  как и я, рискует своей жизнью, ничем не дорожит. Наверное, поэтому мы и сдружились”. Подумал об этом, мысленно посочувствовал и, дав ему соответствующие  распоряжения, покинул палатку.

     На душе Селезнева было неспокойно.  В памяти опять промелькнула картина похорон жены и сына. Вспомнил,  как они  с женой  любили  друг  друга.  На душе потеплело, стало светлее.

     Пришел в штабную палатку. Там сидел Адамов со своими помощниками. При появлении Селезнева сорвался с места и принес свои извинения за себя и своих коллег,  поспешивших с докладом генералу Колмогорову.

     Селезнев выслушал извинения и сказал:    

    -Все бывает, товарищ полковник, я прощаю вам всем.  Кто старое помянет - тому глаз вон. - далее спросил:  - Ну что, товарищи офицеры, когда возвращаетесь домой,  на какое время назначать вылет?

     Адамов ответил:    

    -Мы хоть сейчас готовы вылететь, ждали вас, товарищ генерал. Хотим пожелать вам скорейшего возвращения домой. Что касается этих разборок, то в них повинен Митрохин, этот трус и негодяй, именно он толкнул нас на эту гнусность. Об этом мы доложим Колмогорову и, если понадобится, помощнику Министра обороны. По этому вопросу вам беспокоиться не нужно. Будете в Москве, вот вам мой домашний и рабочий телефоны. Я и моя семья всегда будем вам рады. Здесь, в Афганистане, я  понял, как неправильно  прожил свою жизнь. За это я себя буду казнить  всю  жизнь. За десять минут разговора с полковником Шумовым я больше понял, чем за все прожитое мной время. Я клянусь вам, товарищ генерал, буду  жить  достойнее!

    -Ладно, полковник, время нас рассудит.

     Далее Селезнев поблагодарил Адамова и его коллег. Каждому пожал руку, обнял и поцеловал. Сообщил, что вертолет готов в любую минуту вылететь.

     Офицеры, попрощавшись с Селезневым, сели в УАЗик и поехали к вертолетной стоянке. Через десять минут вертолет поднялся в воздух и  вскоре  скрылся за горизонтом.

     Селезнев остался в своей палатке. Через некоторое время связался с Моисеевым,  спросил, как идет подготовка  грузовика. Через десять минут Селезнев прибыл в колонну. Сняв с   себя одежду, надел  комбинезон и  полез под машину. Солдаты - механики начали просить генерала не лезть самому:  они все сделают сами. Селезнев не поддался  на уговоры. Взял ключи и начал проверять все гайки. Проверил ходовую часть и работу двигателя. Приказал сменить в двигателе масло, залить  свежий  тосол. Потом снова полез под машину,  приказал сменить масло   в мостах и в коробке передач. Вылез, сел в кабину, завел двигатель. Поработал на малых, а затем на больших оборотах. Проехался километра два. Убедившись в исправности автомобиля, подогнал его к штабной  палатке и выставил возле машины часового из личной охраны.

     Время шло  быстро. Не заметил, как  наступили  сумерки. Посмотрел на часы. Было четверть десятого. Подождал еще двадцать минут. Волнение нарастало. С ним никогда такого не происходило. По телу побежали мурашки: как-никак провожает друга, может, навсегда -  всякое случается.  Отбросил навязчивую  мысль.  Алексей вернется.  Обязательно вернется. 

    Часы показывали без четверти двадцать два  местного времени.

     В палатку Шумейко Селезнев зашел без предварительного стука. Алексей сидел в белой чалме  и темно-золотистом халате. Он был похож на зажиточного афганца. Селезнев не видел еще таким Алексея. Оказывается, Алексей - просто красавец. Среднего роста, черноволосый, стройный. Костюм  очень шел  ему. Подумал:  “Какое счастье той женщине, к  которой он едет на свидание, какая будет радость мальчишке, когда увидит отца. Да, можно позавидовать, если ты не знаешь исхода этой поездки, ведь, возможно, эта встреча в их жизни будет последней”.

     У Селезнева на глаза навернулись  слезы.

     Алексей, увидев Селезнева,  сказал:    

    -Аркадий, мне очень приятно, что меня   провожает истинный друг.  Только об одном прошу тебя: не переживай за меня, со мной ничего не случится. Я слишком известный человек «духам», плохого от них я ничего не жду. Известие о моей гибели до  них  еще не дошло.

     Селезнев, удивился:    

    -Какой гибели, если ты живой?

    -Не удивляйся, Аркадий Степанович,   я погиб для своих соседей. Позавчера в моем дворе взорвалась мина. Вчера состоялись мои похороны. Всем городом меня хоронили и похоронили  в моем дворе, прямо перед окнами жены и сына.

     У Селезнева из груди вырвался тяжелый вздох, похожий на рычание зверя:    

    -Ты что, Алексей, совсем рехнулся или притворяешься!  Как это, - напротив окна? Жена и сын  знают, что ты живой?

    -Да, успокойся, Аркадий, все они знают. Сын уже большой мальчик. Ему уже четырнадцать лет, он у меня настоящий джигит, я бы сказал,  подготовленный разведчик. Я за него спокоен. Жена имеет большое состояние и сумеет дать ему образование. У нее хорошие родители, прекрасные родственники. Их родственные связи  тянутся к руководству Ирана. Так что в этом плане у меня все благополучно. Конечно, расставание с живым мужем и отцом - вещь тяжелая. Но я думаю, что у  нас  в   Союзе скоро произойдут большие  перемены. Все встанет с ног на голову.  Здесь, в  Афгане,  мне, и, думаю,  тебе, ничего не страшно. Страшнее всего будет в Союзе. Страшно себе представить, что нас там ждет!  Не уверен,  что все  сумеют выжить.  Смертей  и потерь будет больше, чем в Великой Отечественной  и здесь, в Афганистане. Народ будет гибнуть от недоедания, от отсутствия лекарств, от нервных стрессов. Все это еще впереди. Афганская война тебе и таким, как ты, покажется раем. Но ты не переживай, ты уже пережил изобилие, переживешь и голод. Для  тебя все будет  проще, - ты пережил смерть близких, ты сидел в тюрьме, в конце концов, ты «афганец», и ваше движение набирает в Союзе политический вес и силу. Так что тебе эта перестройка, пожалуй,  ничем не грозит.

    -Алексей,  я что-то в голову не возьму, ты все это знаешь и готов покинуть своих близких?  Ради чего?  Алексей,  отмени свой отъезд в Союз, пожалей сына и жену! Ведь ты их любишь! Я вижу это и чувствую.  Что ты надумал?  Господи, до какой степени нужно быть глупцом, знать все и ехать в этот кромешный ад!

    -Нет, Аркадий Степанович, погоди,  как ты себе это представляешь? Во – первых, еще ничего толком не известно. Что там, наверху, созреет, неизвестно… Мне остаться здесь и все, с концом?  А мать? А родственники, которые отдали мне все до капли?  В конечном итоге, народ, который меня вскормил, вспоил, дал образование? Как быть с этим? Неужели Родина только там, где тебе, эгоисту, хорошо? Нет, мой   друг, я должен быть со своим народом, будь что будет! Это понимает моя жена, это понимает мой сын, а вы, товарищ генерал, столько пережили и не усвоили этой простой азбуки. Счастье может быть тогда, когда счастлив твой народ, в противном случае, зачем жить, ради чего? Неужели ради подлой верхушки, совершившей предательство собственного народа и государства? Аркадий Степанович, жребий вытянут, я возвращусь на Родину, даже, может  быть, на Урал. Приму все беды, тяготы и лишения со своим народом, разделю их со своей Родиной. В этом решении меня поддержали мой сын и моя жена, тесть и теща. Для меня это свято. Сын, к примеру, мной гордится. А ты знаешь, Аркадий Степанович, что предки моей жены, -  выходцы с Украины? Они Родину покинули в начале девятнадцатого столетия.  С тех пор умерло уже несколько поколений, а ностальгия по Родине у  потомков сохранилась по сей день. Это тебе о чем-то говорит?

     Ну, да ладно, нужно собираться. Ты, генерал, меня  огорчил.  Неужели ты стал таким черствым, неужели так плохо подействовала на тебя эта подлая война?  Наберись терпения, тебе нужно будет еще пережить распад страны на жалкие обломки, нужно будет пережить массовое предательство, надругательства, издевательства и всякие пакости со стороны вновь пришедшего к власти руководства страны. Что достанется на твою судьбу, еще неизвестно.  Может, тоже станешь предателем собственного народа, как стал предателем   твой «друг» Митрохин, которого ты на свою беду пригрел в дивизии, дав ему теплое местечко. Ты-то хоть знаешь, как он согласился на  предложение «особистов», агентов ЦРУ, работать  против тебя. Нет?  То, о чем я рассказал, - это мелочь. Хуже людей, чем Митрохин, я не встречал.  Вот кто имеет большое будущее. Вспомнишь еще это,  генерал!

     Ну, все, достаточно нравоучений. Мне пора.  Абдулла, выходи, пора в дорогу!

     Селезнев опешил:    

    -Ты к кому обращаешься?

    - Как к кому?  К водителю!

      Из-за перегородки вышел мужчина лет тридцати - тридцати пяти. Одет  он был так же, как и Алексей, но чуть беднее.

     Селезнев с перепугу сказал:    

    -Ты что, с ума сошел Алексей, ведешь такие разговоры в присутствии свидетелей?   Ну и фокусы у тебя!  А вообще-то, вас сам черт не разберет. Вот уж мне эти разведчики! От вас  всего  можно ожидать.

     Шумейко обратился к Абдулле с просьбой накрыть на стол. Не прошло и трех минут, как на столе  стоял  легкий  мусульманский ужин.

     На принятие пищи понадобилось десять минут. В это время Селезнев ещё раз попросил извинения за допущенную нетактичность и попросил быть Алексея гостем, и не просто гостем, а самым дорогим гостем в любую свободную минуту. Добавил: “Если будет время, пожалуйста, Алексей, познакомь меня со своей женой и сыном. Я буду тебе очень признателен”.

     Алексей согласился: “Как только будет сюда дорога, обязательно заедет”.

     Селезнев встал, обнял  Алексея, затем Абдуллу,  спросил его:    

    -А тебя-то как зовут?

     -Абдулла или  как  шефа  -  Алексей. Я из местных украинцев. Здесь нас много.

      Распрощались. Вышли на улицу. Там  стоял грузовик. Абдулла и Алексей сели в машину и уехали.

      Селезнев, с тяжестью в душе,  еще долго стоял с поднятой рукой  и махал в ночной темноте…

 

***   ***